-Сколько, Ваня?
- Неделя.
Молодой врач опустил глаза и сжал под столом кулаки. Беспомощность давила куском гранитной скалы. Проклятая беспомощность, которую он ненавидел каждой клеточкой души, каждым кусочком скованного ледяной броней работы сердца. Сердца, от которого с каждым таким приговором откалывался маленький кусочек, оставляя после себя зияющую, покрывающуюся ледяной коркой пустоту.
- Ну что ты, Ваня, не расстраивайся, - пожилой мужчина устало поднялся с кушетки и, застегнув манжеты рубашки, тепло улыбнулся, - Я уже пожил свое, не переживай.
- Семен Степанович, давайте я детям сообщу? Куда вы сейчас один с такими новостями. Пусть приедут, пусть…
- А нет их, Ваня. Нет детей. Никого нет. Ты не волнуйся, доктор, нет твоей вины в этом. Для каждого из нас свое время отмеряно, вот и мое видать настало. Ничего, ничего... Неделя это много. За неделю столько всего успеть можно…
Мужчина взял в руки потертый кожаный портфельчик и, тихо прикрыв за собой дверь, вышел из приемного кабинета.
Шарк-шарк...
Шарк...
Глухой звук его неспешных шагов отозвался звоном в голове прикрывшего глаза врача.
«…Нет детей, Ваня ...Никого нет...»
- Да что же это такое?! - Иван вскочил из-за стола и бросился вдогонку за пациентом.
- Семен Степанович! Семен Степанович, подождите. Подождите, пожалуйста. Семен Степанович, я...
Молодой врач не понимал, что хотел сказать. Вот только отпустить старика, которому, сам того не желая, вынес приговор, не мог, а потому:
- Семен Степанович, а знаете, что... Вы присядьте. Да, присядьте! И подождите меня несколько минут. Я быстро! Вы у меня сегодня последний. Я только вещи возьму и кабинет закрою. Подождите, пожалуйста.
Усадивший мужчину парень метнулся обратно в кабинет и, скинув халат, набрал номер жены. Господи, зачем он это делает? Ведь прав старик. Сто раз прав, нет его вины во всем этом. Нет. Вот только... «Нет детей, Ваня… Никого нет...»
- Ваня? – родной голос сменил монотонные телефонные гудки.
- Оля, я …
Вот как ей сказать, что он собрался привести домой совершенно чужого, смертельно больного старика? В их крошечную квартирку, в которой и самим-то места мало. Ведь сам ее ругал за подобное. Сам воздух сотрясал. А она всего лишь подобрала по дороге с работы бездомного кота. Кто-то другой выкинул, а она взяла и подобрала. И на слова его обидные, и про тесноту, и про то, что мимо пройти надо было, не обиделась совсем. Выслушала молча, обняла:
- Ничего, Вань, поместимся как-нибудь, - сказала, - В тесноте, да не в обиде.
И запорхала бабочкой на маленькой кухоньке под влюбленный блеск кошачьих глаз. А он смотрел на нее, хмурился, да только сделать все равно ничего не мог. Добрая она у него была, правильная. Не зря этот кот именно ей встретился. Другой бы кто прошел мимо, а она вот не смогла. И он теперь выбросить не сможет. А место... Да Бог с ним, с местом этим. Много ли маленькому коту места надо.
Вот только Семен Степанович от кота отличался...
- Вань, ты чего молчишь? Случилось что? - взволнованный Олин голос выдернул Ивана из собственных невеселых мыслей, - Ваня?
- Оль, ты только не сердись, пожалуйста. Я не один приду… Пустишь?
- Глупости какие спрашиваешь! Конечно, пущу, ну что ты в самом деле! Приходите скорее! Поместимся!
И правда, поместились. Чего он, спрашивается, распереживался? Каждому уголок нашелся в маленькой квартирке: и Оле с Ваней, и коту, которого Васькой назвали, и старенькому Семену Степановичу. С ними, с котом да с Семеном Степановичем, еще даже и уютнее стало. Уж очень старичок душевным да галантным оказался. Оля даже отпуск на работе после знакомства с ним взяла. Мол, дедушка в гости приехал, рядом побыть хочется.
Так и проводили все время вместе, пока Иван работал. Утром в парк ходили, в обед телевизор смотрели, да Ваську наглаживали. А вечером, как Иван возвращался, за столом собирались, и беседы неспешные под кошачье мурчание вели.
Вот уж и неделя прошла, вторая закончилась. Оля на работу вышла. Васька на домашних харчах отъелся, так что куцая шерсть мягче шелка стала. А Семен Степанович все жив был.
Иван места себе не находил. Неужто ошибся, неужто шанс есть? Даже подумывал консилиум собрать. Вот только Оля остановила. Посмотрела на старичка, по чьей впалой груди Васька лапами топтался, и сказала: не надо. Дай человеку последние дни в счастье пожить. Не береди.
А потом и случилась история эта. Выходной был. Дивный выходной, солнечный. Птички так и щебетали, с дерева на дерево перелетая. А они втроем в парке на лавочке сидели.
Семен Степанович про молодость свою неспешно рассказывал, Ваня от солнышка теплого радостно жмурился, а Оле вдруг мороженого захотелось. Вот и пошла она к ближайшему киоску. Долго ее не было. Ваня с Семеном Степановичем уже переживать стали. Искать хотели отправиться. А она из-за угла вышла - в руках мороженое, а за ней по пятам щенок. Маленький такой, неуклюжий. На медвежонка похож. Ковыляет на лапках своих за девушкой, поскуливает.
Ваня с Семеном Степановичем так и замерли. А Оля подхватила собачонку на руки и смотрит на них. Виновато так смотрит, грустно.
Семен Степанович первым не выдержал.
- Дочка, да где ж ты нашла-то его?
- У ларька. Там коробка большая, вот в ней и копошился. Все мимо идут, посмотрят, да и отвернутся. А он маленький. Пищит так жалобно, сердце кровью обливается. Вот я и …
- Оля, ну куда нам? Он же вырастет. Места много занимать будет, ну что же ты делаешь?
- Вань, ты не ругайся, пожалуйста. Я на месяц всего. Не оставлять же на улице? Вот подрастет чуть, и дом ему найду. Ему такому в доме жить надо, на просторе. А пока уж как-нибудь с нами. Маленький пока. Поместимся, Вань?
Иван тяжело вздохнул, но видя, как жена вот-вот расплачется, согласился.
- Поместимся, Оль. Поместимся. Куда уж теперь деваться, раз в твоем сердце все помещаются. Вот и для него место нашлось. Только кто ж смотреть-то за ним будет, на работе с утра до вечера пропадаем?
- Так я и присмотрю! - тепло улыбнулся Семен Степанович, - Мне в радость только. Будем с ним в парк по утрам ходить, а вечером вокруг дома прогуливаться.
- Ну, если так, - Ваня развел руками, признавая свое поражение, и уже более дружелюбно посмотрел на вертлявого повизгивающего найденыша.
Так и стало их в маленькой квартирке пятеро. Оля с Ваней, Семен Степанович, кот Васька, да косолапый щенок – Верный.
Пока молодежь работала, Семен Степанович с Васькой щенку самыми настоящими няньками стали. И гулять выводили, и обувь от малыша прятали, и манеры хорошие на пару прививали. А уж когда хозяева возвращалась, только и смотрели довольно на представление, которое косолапый Верный на радостях в прихожей устраивал, громким тявканьем хозяев встречая. Васька на Верного смотрел, в усищи длинные на котовий манер ухмыляясь, а Семен Степанович на Олю с Ваней.
Смотрел и все думал. Думал, что несправедливо это, когда доброту такую человеку только перед самой смертью испытать суждено. Мало ее слишком, доброты такой в мире осталось, мало. Старику в это счастье домашнее, на закате лет на него свалившееся, как в покрывало, завернуться хотелось. Нос вот только, как Верный, высунуть, да и вдыхать им аромат счастья в воздухе тесной квартирки витающий.
И про сердца Олино да Ванино думал. Про большие сердца, горячие. В таких сердцах каждому место находилось. Собаке ли, кошке. Даже ему, старику чужому, вот нашлось. Редкость такие сердца нынче. Беречь такие надобно.
Вот только времени у него не осталось совсем. Подрастает Верный-то, совсем большим становится. Оля вон, день ото дня все грустнее да грустнее. Как уткнется носом в шерсть собачью на загривке, так и сидит минутами, будто отойти боится, расставание скорое накликать.
Ну да ладно. На хорошее дело много времени и не надо. А там, глядишь, и умирать не страшно будет. Успеть бы только, вон сердце-то стариковское как щемит. Не всесильны лапки-то Васькины, не волшебны. Выдержать бы…
Оля пришла с работы первой. Поцеловала в мокрый нос выскочившего встречать Верного, прошлась лаской по пушистой спине Васькиной и замерла в недоумении. Семена Степановича нигде не было. Не на кухоньке маленькой, не в гостиной. Оля даже на балкон выглянула, вдруг дедушка их воздухом подышать надумал? Да только и балкон пустым оказался. Ну вот, куда старичок их на ночь глядя подеваться мог, спрашивается?
Через час и Ваня пришел. А Семен Степанович все не объявлялся. Они уже и во двор сбегали, и до парка дошли. И в милицию со скорой позвонили. Да только пожилой мужчина как в воду канул.
Не нашли его и через неделю. И спустя две.
И только через месяц, совсем потеряв надежду, Оля обнаружила в почтовом ящике странный, украшенный витиеватой гравировкой конверт. Во вложенном в него письме было приглашение к известному в городе нотариусу. Заседание должно было состояться уже завтра, и супругам Сергеевым велено было на нем присутствовать.
Ничего не понимая, в указанное время молодые люди приехали по назначенному адресу. Встретивший их седой нотариус с удивительно добрыми глазами вручил им связку ключей, еще один плотный, перевязанный лентой конверт, который попросил открыть не раньше, чем они на месте окажутся, и, почему-то обняв на прощание, вызвал такси до неизвестного молодым людям адреса.
*****
- Вот это дом!
Вышедшая из машины Оля удивленно осматривала большой желтый особняк, чьи башенки-шпили доставали кончиками до самого неба. Каменный забор, исполины-деревья и огромная зеленая лужайка, на которой сквозь скошенный газон робко пробивались маленькие головки желтых одуванчиков.
- Оля, - Ваня, окликнул восхищенно оглядывающуюся жену и, резким движением утерев с чего-то вдруг выступившие на глазах слезы, протянул ей распечатанный конверт.
- Вань, ты чего?
- Знаешь, ты больше не переживай, пожалуйста, что с Верным расстаться придется, ладно? И за котов своих уличных, которых украдкой подкармливать бегаешь, тоже не переживай.
- Как это не переживать? Верный растет. Уже сейчас понятно, что он станет очень большой собакой. А коты. Зима скоро, Вань. Не переживут они зиму на улице, - Оля посмотрела на мужа, - А у нас… У нас очень мало места, - грустно закончила она.
- Места нам хватит, Оль. Теперь точно хватит, - Ваня обнял ничего не понимающую жену и со щемящей, рвущей душу надеждой посмотрел на голубое, раскрашенное росчерками перьевых облаков небо.
Выпавшее из ослабевшей Ваниной руки письмо, бумажным самолетиком спикировало на яркий зелёный газон. Наклонившаяся поднять его Оля взглянула на ровные ряды выведенных уверенной рукой строчек:
«Дорогие мои, Ваня и Оля! Пусть в вашем новом доме, как и в вашем сердце, всегда будет место для кого-то еще…
Ваш Семен Степанович»
Автор ОЛЬГА СУСЛИНА (ВКонтакте)
Свежие комментарии